Когда ты был мал, ты знал все, что знал,

И собаки не брали твой след.

Теперь ты открыт, ты отбросил свой щит,

Ты не помнишь, кто прав и кто слеп.

Б.Г.




Вчера, в качестве "меньшего подарка" купила мелкому последнюю экранизацию Питера Пена (как гласит старая шутка - на прибалтийский манер название сказки звучит как Питерас Пенис).

Впервые посмотрела на это произведение глазами мало-мальски зрелого человека (уж точно - не ребенка). И... проперлась. От образа того НАСТОЯЩЕГО, безжалостоного, свободного, всепобеждающего и потерянного детства. Чего стоит этот момент, когда веселящиеся детки в физическом смысле опускают зависшего над пастью крокодила вот уж архетипичный хтонический символ капитана Крюка. Своими беспощадными криками: "Старый и ожинокий, старый и одинокий, СТАРЫЙ И ОДИНОКИЙ". И мы ВСЕ были на ТОЙ стороне. И смотрели бы на себя теперешних как на старых пердунов, если б нам дали тогда глаза, смотрящие через годы. И... опускали бы.

Потому, что в какой-то (какой конкретно? покажит мне!) момент мы теряем способность видеть весь мир, как декорацию к себе, теряем злую радость всевластия и всемогущества. И, наверное, никогда бы себе не простили этого, будучи детьми. Но... мы ведь и не остаемся...

Порой мне кажется, что в одном теле за жизнь существует минимум два разных человека. И, возможно, очень многое в нас зависит от того, насколько полно умирает ребенок в плоти ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА.

НЕ знаю, стоит ли из-за этого грустить.

Когда-то было больно,

Теперь...

все равно.